А.И.Солженицын. Повесть «Один день Ивана Денисовича»
История создания
Произведение об одном дне жизни заключенного было задумано Солженицыным в Экибастузском особом лагере в начале 1950-х гг. Писалась повесть в Рязани, в 1959 г. В конце 1961 г. рукопись произведения была передана в редакцию журнала «Новый мир». Чтобы обойти советскую цензуру, автор вынужден был заменить первоначальное название «Щ-854 (Один день одного зэка)» на более нейтральное — «Один день Ивана Денисовича». Разрешения на публикацию текста главный редактор журнала А. Т. Твардовский добивался у самого Н. С. Хрущева. Повесть вышла в 11-м номере «Нового мира» за 1962 г. и принесла своему автору мировую известность. Произведение было новаторским: Солженицын открыл запретную прежде лагерную тему, тему репрессий.
Жанр
Солженицын определял жанр своего произведения как рассказ, подчеркивая контраст между малой формой и глубоким содержанием. Осознавая значительность произведения, Твардовский назвал «Один день Ивана Денисовича» повестью.
Иван Денисович Шухов
Прототип
Солженицын: «Вдруг, почему-то, стал тип Ивана Денисовича складываться неожиданным образом. Начиная с фамилии — Шухов, влезла в меня без всякого выбора, я не выбирал ее, а это была фамилия одного моего солдата в батарее, во время войны. Потом вместе с его фамилией его лицо, и немножко его реальности, из какой он местности, каким языком он говорил». Реальный Шухов в лагере никогда не был. В разработке образа Ивана Денисовича автор опирался и на собственный жизненный опыт.
Номер
Герой имеет номер, начинающийся на редкую букву — Щ (лагерный номер Солженицына — Щ-262). Один из читателей, бывший заключенный, рассказал автору, что его номер был Ы-389. Солженицын ответил, что если бы он знал, «что такая буква существовала, то Иван Денисович был бы, разумеется, Ы-854». Порядковый номер героя (трехзначная цифра, приближающаяся к тысяче), и буква, которая расположена в алфавите почти в самом конце, демонстрируют масштабность репрессий.
Прошлое
Иван Денисович жил в деревне, имел семью — жену и двух дочерей, работал в колхозе. «Из дому Шухов ушел двадцать третьего июня сорок первого года». Был ранен, попал в плен, через два дня сбежал от фашистов, но был «своими» обвинен в измене и приговорен к десяти годам лагерей
Арест и обвинение
Обвинен несправедливо, как и тысячи таких же, как он. Система правосудия карала всех, не объясняя своих действий. Автор показывает абсурдность приговора: «Считается по делу, что Шухов за измену родине сел. И показания он дал, что таки да, он сдался в плен, желая изменить родине, а вернулся из плена потому, что выполнял задание немецкой разведки. Какое ж задание — ни Шухов сам не мог придумать, ни следователь. Так и оставили просто — задание». Герой признается в измене потому, что его сильно били. Если бы он не подписал себе приговор — его бы расстреляли, а «подпишешь — хоть поживешь еще малость»
Типичные и индивидуальные черты
Не выделяется из массы зэков («бритая» голова, щетина, «ястребиные глаза лагерника»). Шухов — собирательный образ. Однако у Ивана Денисовича есть множество ярких индивидуальных черт (довольно редкий номер, он по-особенному ест, имеет собственную ложку с особой меткой, спрятанный мастерок и т. д.)
Отношение к труду
Трудится не из-за страха наказания. Показательна сцена работы 104-й бригады на строительстве ТЭЦ. Шухов получает удовольствие от собственного мастерства, он вдохновляется и, парадоксальным образом, обретает внутреннюю свободу. Он стремится работать качествен-но, гордится ровной кладкой: «Эх, глаз — ватерпас! Ровно! Еще рука не старится». Но не ко всякому заданию Шухов относится с таким рвением. Моя полы у надзирателей, он выливает воду на дорожку, по которой ходит начальство. «Работа — она как палка, конца в ней два: для людей делаешь — качество дай, для начальника делаешь — дай показуху». В. Т. Шаламов, писатель, прошедший Колыму, говорил, что «в лагерях нет ничего хуже, оскорбительнее смертельно-тяжелой физической подневольной работы». Солженицын ответил Шаламову в книге «Архипелаг ГУЛАГ», вновь описав радость героев от созидательного труда даже в неволе
Черты характера
С трудом выживая в тяжелых лагерных условиях, герой сохраняет нравственность, внутреннюю свободу, духовность. Он отзывчив, способен к состраданию, сопереживанию. Шухов сочувствует баптистам, осужденным за веру, «шакалу» Фетюкову, который, вероятно, до конца срока не доживет, охранникам, конвоирам («Им-то тряпочками завязываться не положено. Тоже служба неважная...»). Герой заботится о своей жене, понимает, что тяжело ей одной с детьми, и поэтому запрещает отправлять ему посылки. Солженицын: «В лице Шухова обязательно должна проглядывать доброта (как бы она ни была задавлена) и юмор». Нелегко приходится Шухову, но до облизывания мисок он никогда не опустится. Народная смекалка, честность, нравственная стойкость, умение приспосабливаться помогает выжить в нечеловеческих условиях
Персонажи повести
В 104-й бригаде 24 человека. Выделены из общей массы, включая Ивана Денисовича, 14. Практически все герои имеют реальных прототипов Тюрин Андрей Прокофьевич — бригадир, «в плечах здоров да и образ у него широкий». Павло — помбригадира. Буйновский — кавторанг. Цезарь Маркович — бывший кинорежиссер. Гопчик — шестнадцатилетний мальчишка, «розовенький, как поросенок». Алеша — баптист, «чистенький, приумытый», «глаза как две свечки теплятся». Сенька Клевшин — бывший узник Бухенвальда. Ян Кильдигс — латыш, «красноликий, упитанный».
Два эстонца (один из них Эйно) — «оба белые, оба длинные, оба худощавые, оба с долгими носами, с большими глазами». Ермолаев — «здоровенный сибиряк».
Фетюков — «шакал». Пантелеев — стукач Важным оказывается образ старого каторжанина Ю-81, который «по лагерям да по тюрьмам сидит несчетно, сколько советская власть стоит». «Изо всех пригорблен- ных лагерных спин его спина отменна была прямизною». Старик никогда ни перед кем не прогибался. От всех зэков его отличало также и то, что хлеб, «трехсотграммовку свою не ложит, как все, на нечистый стол в росплесках, а — на тряпочку стираную» Герои в общении между собой называют друг друга не по номеру, а по имени. Несмотря на лагерное нивелирование личности, зэки сохраняют свою индивидуальность На зоне существует четкая иерархия. Есть начальники, «придурки», «шестерки» и т. д.
Художественные детали в повести
Автор подробно описывают мелочи, окружающие героев, имеющие для заключенных жизненно важное значение. Детали характеризуют персонажей и уклад их жизни. Очень чуток к деталям Шухов, он все подмечает. Внимательность героя помогает ему выжить
В холодной столовой Шухов снимает шапку
Жест свидетельствует о почтительном отношении героя к еде. «Как ни холодно, но не мог он себя допустить есть в шапке»
Ноги Шухов ночью засовывает в рукав телогрейки
Деталь вскрывает аномальность лагерной жизни
Подвешенный на проволоке рельс
Рельс оказывается подменой колокола. Пространство лагеря десакрализовано, здесь нет ничего святого. Удары по «обындевевшему рельсу», пробуждающие зэков, звучат как проклятие
Печка
Символизирует теплый домашний очаг. «Сгрудились все около круглой печурки, поставленной Шуховым», «сгрудились во теми — и на огонь смотрят. Как семья большая»
Ножичек, иголка, мастерок, обломок ножовки Шухова
Эти предметы, запрещенные в лагере, дают герою определенную свободу, наделяют его чем-то своим, личным, дорогим. Они помогают Ивану Денисовичу выжить, являются его защитой, выполняют роль оберега
Ложки Шухова и Ю-81
Ю-81: «Он мерно ел пустую баланду ложкой деревянной, надщербленной». Шухов: «Ложка та была ему дорога, прошла с ним весь север, он сам отливал ее в песке из алюминиевого провода, на ней и наколка стояла: "Усть-Ижма, 1944"» Предметы характеризуют своих владельцев, выделяют их из общей серой массы людей
Евангелие Алеши
Книга все время сопровождает героя, свидетельствует о набожности Алеши, о его духовных качествах
Отношение к хлебу
И Ю-81, и Шухов заматывают хлеб в белую чистую тряпицу
Теплые шапки
Цезарь носит меховую шапку, завстоло- вой — «белого пуха без номера», десятник Дэр — «отличную, кожаную». Головные убо¬ры свидетельствуют о принадлежности героев к привилегированной касте «придурков»
Язык повести
Автор не ограничивается нейтральной лексикой, он оперирует словами, адекватными определенной сюжетной ситуации. В повести органично звучат жаргонизмы («закосить», «шестерки», «придурки»), диалектизмы, просторечия, позволяющие читателю погрузиться в атмосферу лагерного быта С помощью коверкания слов (например, «стакановец» вместо «стахановец») автор достигает эффекта обнаружения скрытых смыслов. Ироническое снижение официального понятия взрывает обычную логику восприятия, вскрывая извращенное смысловое наполнение слова
Хронотоп
Автор описывает один день из жизни Ивана Денисовича. Это и неповторимый, и совершенно типичный, сборный день, практически символ эпохи: «Таких дней в его сроке от звонка до звонка было три тысячи шестъсот пятъдесят три». Солженицын писал о замысле: «был такой лагерный день, тяжелая работа, я таскал носилки с напарником и подумал, как нужно бы описать весь лагерный мир — одним днем»; «достаточно описать один всего день самого простого работяги, и тут отразится вся наша жизнь» За один день происходит много событий. «Засыпал Шухов, вполне удоволенный. На дню у него выдалось сегодня много удач: в карцер не посадили, на Соцгородок бригаду не выгнали, в обед он закосил кашу, бригадир хорошо закрыл процентовку, стену Шухов клал весело, с ножовкой на шмоне не попался, подработал вечером у Цезаря и табачку купил. И не заболел, перемогся. Прошел день, ничем не омраченный, почти счастливый». Однако читатель, пережив с героем унизительные шмоны и другие ужасы лагерной жизни, увидев воочию перевернутый мир зоны, может по-настоящему оценить «счастливость» прошедшего дня
Время
Природное
Внутрилагерное
Идет со свойственным ему темпом: «утро пришло своим чередом»
Почти не движется, хоть и кажется, что бежит: «дни в лагере катятся — не оглянешься. А срок сам — ничуть не идет, не убавляется его вовсе»
Народа, заключенных
Власти, начальства
«Заключенным часов не положено, время за них знает начальство». Время делится на казенное и личное: «Эти пересчеты ихие тем досадливы, что время уходит уже не казенное, а свое». «Начальство боится, как бы зэки время не потеряли, по обогревалкам бы не рассыпались — а у зэков день большой, на все время хватит»
Власть стремится нарушить естественный ход жизни, диктуя природе свои правила. «— Всем дедам известно: всего выше солнце в обед стоит. — То — дедам! — отрубил кавторанг. — Ас тех пор декрет был, и солнце выше всего в час стоит. — Чей же эт декрет? — Советской власти! <...> Неуж и солнце ихим декретам подчиняется?»
Пространство
Лагерь — замкнутое пространство, из которого нет выхода (усиливается закольцованностью временной структуры дня). Зона — это уменьшенная копия всей огромной советской страны Главный герой преодолевает локальные замкнутые пространства (барак, столовая), все время перемещаясь между ними Режим отнял у героев свободу передвижения, волю. В таких условиях человек либо деградирует, либо обретает внутреннюю свободу, тем самым возвышаясь над реальностью, преодолевая преграды
Время-пространство героев
Хоть герои пребывают в одних пространственных и временных координатах, их внутренние хронотопы существенно отличаются
Цезарь Маркович
Фетюков
Шухов
Дистанцируется от происходящего благодаря обращению к фильмам Эйзенштейна
Его пространством становится помойка. Он не видит мира вокруг, морально деградирует
Его локус не ограничивается зоной, он вспоминает прошлое, семью, вбирает в себя небо, солнце, степь, думает о будущем
Душа ребенка – чистая слеза
В ней и тепло, и свет, и откровенье
А искренность, доверчивость в глазах
И ожиданье доброго общенья.
Но чтобы душу детскую понять
При этом не поранить , не обидеть
Как много сил нам надо отдавать
И чутким быть, и многое предвидеть
